Священномученик Петр родился в 1870 году в деревне Уткино Мамадышского уезда Казанской губернии в семье крестьянина Гавриила Гаврилова. В 1888 году окончил учительскую семинарию, а в 1903 году – миссионерские курсы. В 1895 году Петр Гаврилович был рукоположен в сан священника. За безупречное и ревностное служение отец Петр был возведен в сан протоиерея.
В 1929 году он был выслан из города Барнаула в Нарым. Вернувшись через четыре года из ссылки, служил в одном из храмов в городе Бийске. 1 ноября 1936 года отец Петр был арестован. 4 ноября состоялся первый допрос, а затем допросы продолжались в течение нескольких месяцев.
– Вам предъявляется обвинение в том, что вы являлись участником контрреволюционной организации, ставящей своей задачей свержение советской власти вооруженным путем в момент интервенции со стороны Японии. Что вы можете показать об этом?
– Виновным себя в этом не признаю.
– Вы говорите неправду. Следствие располагает бесспорными данными, изобличающими вас как активного участника повстанческой организации. Требуем от вас правдивых показаний.
– Я этого даже и в мыслях не имел и заниматься этими вещами не занимался.
– Вы продолжаете говорить неправду. Вам известен священник Розанов Александр?
– Да, Розанова знаю с 1935 года, он ко мне пришел как к протоиерею. С ним разговор был краткий, но о чем говорили, точно не помню.
– Дайте показания о политических настроениях Розанова.
– О политических настроениях Розанова сказать ничего не могу, не знаю.
– Сколько раз у вас бывал Розанов?
– Был он у меня раза два-три.
– Зачем он приходил к вам?
– Зачем он приходил ко мне, не знаю.
– С кем он, то есть Розанов, приходил к вам?
– Не помню когда, то есть в какой-то месяц 1936 года, Розанов приходил ко мне со священником Николаем Городецким, приходили они ко мне за советом, куда писать и как о сложении подоходного налога.
– А был ли у вас Розанов с другим кем-либо еще в 1935 и 1936 году?
– Нет, больше ни с кем не приходил.
– Вы по-прежнему продолжаете говорить неправду. Следствию известно, что Розанов был у вас в 1935 и 1936 году вместе с благочинным Смоленского района Даниилом Носковым.
– Верно, припоминаю, что Носков был у меня осенью 1935 года и весной 1936 года, приходил он ко мне за миром и с отношением архиерея отпустить ему мира. Когда был у меня Носков второй раз, то ко мне зашел и Розанов. Напившись у меня чаю, они от меня ушли к Михаилу Босых.
– У кого Носков ночевал, когда бывал в Бийске?
– У меня Носков не ночевал ни разу, когда он приходил весной 1936 года, то ночевал у Босых.
– Какие у вас с Носковым были разговоры?
– Разговоры были чисто религиозного характера, то есть говорили, что нужно было бы иметь свою архиерейскую кафедру в Бийске.
– Почему вы на предыдущий вопрос ответили, что кроме Розанова и Городецкого у вас никого не было? Почему скрыли свое знакомство с Носковым?
– Я не скрыл свое знакомство с Носковым, а просто забыл, что он был у меня.
– Вы говорите неправду, следствие располагает данными, что с Носковым и Розановым у вас были контрреволюционные разговоры, позднее вас Носков вовлек в повстанческую организацию.
– Это я отрицаю.
– Вы все время даете следствию ложные показания и отвиливаете от ответов на поставленные вам вопросы, что вы являетесь участником повстанческой организации.
– Ни в какой организации я не состоял и не знаю о ее даже существовании.
– Вы напрасно стали на путь запирательства. Следствие располагает бесспорными данными, что вы были хорошо осведомлены о контрреволюционной деятельности Розанова и Носкова, так как сами являлись участником повстанческой организации. Будете ли вы продолжать говорить неправду или будете давать следствию правдивые показания?
– Я еще раз подтверждаю, что показания мои правдивые. Я не знал и не участвовал в контрреволюционной организации.
– Вы опять уклоняетесь от ответов на вопросы. Вы не только были осведомлены, а даже сами принимали активное участие в выявлении настроений среди населения и подбирали людей для вербовки в повстанческую организацию. Следствие от вас категорически требует не запираться, а говорить на поставленные вам вопросы правду.
– Это отрицаю. Ни с кем никогда я не вел никаких разговоров.
– Вы архиерея Маскаева знаете? Дайте показания о политических настроениях Иакова Маскаева.
– О политических настроениях Маскаева я ничего не знаю, по этому поводу разговора с ним не было.
– Вы врете, о политических настроениях Маскаева вы были осведомлены. Для уличения вас во лжи вам предъявляются показания священника Пальмова, который прямо указывает, что Маскаев настроен контрреволюционно, являлся руководителем повстанческой организации, давал установки, приезжал в 1935 году сам в Бийск и Смоленск.
– Это отрицаю. Со мной Маскаев ни о чем никогда не говорил. В Бийск Маскаев приезжал в 1935 году, в первых числах января, провел службу и уехал, разговоров с ним я не имел.
– На предыдущем допросе вы сказали, что с Маскаевым знакомы с 1933 года. Дайте показания о политической настроенности Маскаева, – потребовал следователь на следующем допросе.
– О политических настроениях Маскаева я ничего не знаю.
– Вы говорите неправду. О политических настроениях Маскаева вы были хорошо осведомлены. Для уличения вас во лжи вам на предыдущем допросе были предъявлены показания обвиняемого Пальмова, который указал, что Маскаев являлся основным руководителем контрреволюционной повстанческой организации. Им, то есть Маскаевым, были завербованы Носков, вы и другие. Следствие настойчиво требует от вас не запираться.
– Маскаева я знаю только как архиерея. Разговоров на политические темы никогда не имел. Пальмова я совершенно не знаю и показания его отрицаю.
– Ваше поведение на следствии свидетельствует о вашей неискренности, а также и о том, что вы своими показаниями стараетесь запутать следствие. Будете ли вы давать следствию правдивые показания или совершенно отказываетесь от дачи показаний?
– Показания давать я не отказываюсь.
– Если вы заявляете, что показания давать следствию будете, тогда расскажите о вашей контрреволюционной деятельности и деятельности ваших сообщников.
– Контрреволюцией я не занимался, поэтому у меня не было никаких сообщников и рассказать об этом я ничего не имею.
– Но на предыдущий вопрос вы ответили, что следствию будете давать показания о вашей контрреволюционной деятельности, теперь же заявляете, что ничего не знаете. Категорически настаиваем дать следствию показания о контрреволюционной вашей деятельности.
– Контрреволюционной деятельностью я не занимался.
– Вы по-прежнему врете. Следствие располагает неопровержимыми данными, что вы не только были участником организации, а даже по указанию руководства контрреволюционной организации создавали ячейку в городе Бийске. Требуем дать показания по этому вопросу.
– Я уже ответил на предыдущие вопросы, что контрреволюционной деятельностью не занимался, поэтому больше ничего сказать не могу, так как не знаю.
– Признаете ли себя виновным в предъявленном вам обвинении, что вы являлись участником контрреволюционной организации?
– Виновным себя в этом не признаю, ни в какой организации я не состоял.
– Вы врете. Следствию достоверно известно о ваших контрреволюционных настроениях. Требуем дать по этому вопросу правдивые показания.
– Мои настроения лояльные по отношению к советской власти, поэтому дать показания о своих контрреволюционных делах не могу, так как у меня их не было.
– Ваше поведение на следствии свидетельствует о вашей неискренности и о том, что вы своими показаниями стараетесь запутать следствие. На предыдущих допросах вы были уличены показаниями других обвиняемых, что являлись участником контрреволюционной организации. Будете ли вы давать следствию правдивые показания или отказываетесь от дачи показаний?
– Показания давать я не отказываюсь, но говорю, что контрреволюционных настроений у меня не было, и я не состоял ни в какой организации.
– Хотя вы и заявляете следствию, что показания будете давать правдивые, но даете следствию ложные показания. Для изобличения вас в неправде вам предъявляются показания Михаила Босых, где он говорит, что вы, читая газеты в сторожке 22 октября, говорили: «Испанский фашизм безусловно возьмет Мадрид и выгонит из Испании коммунистов. Управятся у себя, тогда возьмутся и за наших товарищей… И если они возьмутся, то сотрут с лица земли эту советскую власть». Будете ли вы теперь отрицать свои контрреволюционные настроения и участие в организации?
– Показания Босых я отрицаю полностью. Никогда я после службы в сторожке не был и не имел привычки заходить, а если когда и случается зайти, то газет читать в сторожке в присутствии сторожей и других лиц не читал. Газеты я выписываю на дом и читаю их дома в свободное от службы время.
– Но ведь Босых ваш сослуживец по церкви и показать неправду не мог, к тому же он ссылается на ряд лиц, присутствовавших при этом. Эти лица подтверждают показания Босых. Настойчиво требуем дать правдивые показания о ваших контрреволюционных настроениях.
– Я уже отвечал вам, что контрреволюционными делами не занимался, поэтому дать показания по этому вопросу не могу.
Затем допросы продолжались еще в течение месяца, и следователи настойчиво добивались, чтобы священник оговорил себя и других.
– Дайте показания о ваших контрреволюционных взглядах, – потребовал следователь.
– Я лоялен к существующей советской власти и антисоветских настроений не имел.
– Вы говорите неправду. Допрошенный свидетель Босых прямо указал, что вы свои антисоветские настроения часто высказывали, будучи в церковной сторожке. Показания Босых вам были предъявлены. Не старайтесь запутать следствие ложными показаниями.
– Никогда я газет в церковной сторожке не читал и говорить такие слова по отношению к советской власти не мог.
– Вы все время говорите неправду. Для уличения вас в неправде вам дается очная ставка с Михаилом Босых.
– Расскажите, что вам известно о контрреволюционных действиях Петра Гаврилова, – спросил следователь Михаила Босых.
– Гаврилов настроен резко антисоветски. К этому я могу привести следующее. В двадцатых числах, кажется 22 октября 1936 года, Гаврилов после окончания церковной службы вышел из церкви и зашел в сторожку. В этот день были получены свежие газеты «Совсибирь» и «Красный Алтай». Эти газеты Гаврилов взял и стал читать о новых событиях в Испании. Прочитав эти известия, стал говорить: «Испанский фашизм безусловно возьмет Мадрид и выгонит из Испании коммунистов. Управятся у себя – возьмутся за наших товарищей. Испании помогает Германия, а нашим воевать с ними не стоит соваться. И если они возьмутся, то сотрут с лица земли эту советскую власть.
– Что вы можете сказать по этому вопросу? – спросил следователь отца Петра.
– Возможно, что я и заходил в сторожку, но не имею привычки читать газеты в сторожке.
– Кто кроме вас и Гаврилова был в это время в сторожке? – спросил следователь свидетеля.
– Кроме меня в сторожке были сторожа церкви. Был еще какой-то нищий, который сидел в углу сторожки, разбирал собранные куски от подаяния.
– Ваше запирательство, как видите, ни к чему не приводит. Требуем дать правдивые показания об этом, – сказал отцу Петру следователь.
– Я уже сказал, что в сторожке газет я не читал и разговоров антисоветского характера не вел.
Когда лжесвидетель был уведен, следователь сказал священнику.
– Как видите, ваше поведение на следствии, имеющее цель запутать его своими ложными показаниями, не оправдывается. Предлагаем не запираться, а дать правдивые показания о проводимой вами контрреволюционной работе.
– Никакой контрреволюционной работы я не проводил, поэтому дать показания по этому вопросу не могу.
Добиваясь лжесвидетельства от священника, следователь и далее продолжал устраивать очные ставки с теми, кто оговорил себя и собратьев, но отец Петр отверг все их показания.